Как мы смеялись, когда подростками ходили вверх по Чаткалу – бурной горной реке, сливавшейся с тремя другими в Долине Четырех Вод (так переводится на русский ее название), чтобы образовать пятую реку, давшую имя городу, в котором я выросла. Там везде в названиях «четыре реки». И город «Четыре реки». И долина, широко расступающаяся к Ташкенту, «Четыре реки». И сама река – тоже «Четыре реки».

Чаткал привлекал нас красивым ущельем, напоминавшим те югославские каньоны, в которых геройствовал Виннету из красочных немецких фильмов. Поднявшись на пяток километров от устья, мы начинали двигаться крадучись, переходили на шепот.

– Тихо, ребята, тихо! Пересекаем границу. Контрабанду хорошо спрятали?…

Это была дежурная шутка. В здешних местах, никак административно не отмеченных, Чаткальский заповедник переходил с территории Узбекистана на территорию Киргизии. Но если бы мы не знали карту местности, то и не замечали бы этого перехода. Да и все крае­ведческие знания только на то и годились, чтобы ребята и девчата старшего школьного возраста с рюкзаками на плечах могли поиграть в «нарушителей границы». Полвека назад игра была только игрой. Никто не мог подумать, что подростковые смешливые фантазии обернутся кошмарной явью. Граница стала настоящей, закрылась на замок, стала реальным символом смертельной угрозы. В конце девяностых именно на этом месте разыгралось военное сражение, с танками и артиллерией. Вчерашняя дружба советских республик свелась к настырному предъявлению друг другу счетов. И нет конца этим вспышкам пограничной враждебности. Когда танки и блокпосты, заваленные мешками с песком, перегородили устье Чаткала, Анна сказала Альфреду:

– Ну что нас здесь держит? Чего дожидаемся? Давно надо было отчаливать в Германию.

Вскоре они туда действительно «отчалили». Живут в Тюрингии два десятка лет. А браку их уже почти полвека.

– Мы пока молодожены! – шутит поседевший Алик, он же Альфред. – Вот сыграем золотую свадьбу, тогда и перейдем в средний возраст.

Между прочим, их брак основан на невероятном событии, которое Аня называет «смешным до жути». Благо и сейчас, по истечении полувека, оно выглядит смешным. А жуть с годами вымылась.

Было так. Аня спешила домой и сломала каблук. Мелочь – но вмиг делает тебя беспомощной. На дворе конец марта. Не то чтобы холодно, однако босиком, сбросив испустившую дух обувь, не побегаешь.
С пылающими от досады щеками она заковыляла к лавочке. Ее нагнал какой-то парень с участливой полуулыбкой на лице.

– Что у тебя? – спросил он и поцокал языком. – Каблук – источник мук. Или не так?

– Так, так, – смущенно подтвердила она, опускаясь на скамейку. Сдернув пострадавшую туфельку, поболтала полуотделившимся каблуком.

– А далеко тебе идти?

– Не очень. Если на двух ногах…

– А на одной все равно не допрыгаешь, – закончил он.

Сунув руку в карман брюк, он вынул ролик изоленты.

– Делаем операцию «Ы»!…

Ловко оторвав несколько клейких полосок, он вернул каблук в исходную позицию и укрепил лентой.

– До дому дойдешь – а там переобуешься!

– Спасибо!

Ей вдруг очень захотелось, чтобы он проводил ее до дому. Но парень уже шагал не оглядываясь.

– Ты куда?! – сорвался с языка неуместный (наверное) вопрос.

Он на секунду замер и обернулся.

– Тороплюсь в военкомат. Завтра нас в армию забирают. В шестнадцать-тридцать поезд с Боз-Су.

И зашагал еще быстрей. Только бросил на ходу:

– Приходи провожать! Если хочешь!

– Приду! – прокричала она вслед. – Обязательно при…

И прикусила язык. Завтра в школе диктант. И до того ответственный! Текст передадут в заклеенном конверте из гороно. Без справки от врача не прогуляешь. Аня училась во вторую смену. Третий урок, с диктантом, как раз в четыре часа. А сердце стучало: она обязательно должна прийти на станцию, успеть к проводам!

Пока дошла до дому, в голове созрел дурацкий план. Но чем больше она над ним размышляла, тем привлекательней он выглядел. Если ничего умного придумать невозможно, значит уповай на глупость. Уроки в школе начинались в два часа. У нее еще хватило времени написать чертежным пером и красной тушью само собой сложившееся объявление. Сунула просохший лист в портфель и заспешила в школу. Пришла удачно: с первой смены все разбежались, а на вторую еще не подтянулись. Никто не заметил, как она налепила свой артефакт на доску объявлений.

На переменах как бы ненароком пробегала мимо доски, видела, как задерживаются возле объявления. Его сначала читали по одиночке, потом небольшими группами. Но это еще не было гарантией успеха. Успех, однако, был полным и оглушительным. На следующий день после второго урока – тоже во вторую смену – школа опустела. Ни учеников, ни портфелей. Даже учителей не было видно. Даже техничка, дававшая звонки, исчезла. Аня тоже подхватила портфель и направилась к автобусной остановке. До станции Боз-Су десять минут езды. До отхода поезда, если в полпятого, еще около часа. Там было много людей. Родители, призывники, духовой оркестр. Но в этой неразберихе Аня все же отыскала Алика – еще даже не зная его имени. Они наконец познакомились. Обменялись адресами. По­обещали писать друг другу. Аня пообещала ждать его.

Потом были два с лишним года разлуки. Потом новая встреча. Спустя еще годик была свадьба. И долгая совместная жизнь. Ничего этого не случилось бы – «если бы не…»

Аня и сегодня не понимает, как это ей пришло в голову. Моментально все сложилось и осуществилось. Одна здравая мысль порхала над авантюрным замыслом: первое апреля – никому не верь! Дело действительно происходило первого апреля. Если бы ее поймали на розыгрыше, она на это и сослалась бы. Поругали бы – но, может быть, не сильно? Однако опустошить школу!… Ей до сих пор не верится.

Да и трудно сегодня поверить, что такой «пустяк» мог произвести магическое действие.
Она написала в объявлении, что в тот самый день, в то самое время (в 16:00), когда полагалось писать ненавистный диктант, в кинотеатре имени Навои состоится единственный допремьерный показ новой серии «Неуловимых». И название сложилось вполне убедительное: «Польский барон, или Снова Неуловимые».

И вся школа за полтора часа до липового сеанса снялась со своих парт, ринулась к кассе. Даже учителя клюнули на эту удочку и «сделали ноги». Всем потом было очень-очень неудобно. Перед всеми. Поэтому скандал замяли. В это вообще не поверишь. Но – было.

Ольга Фишер